Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 20

Ключ

Мы просидели так несколько часов. Не знаю сколько, но я заснула. Проснулась я от удара. Мое лицо столкнулось с липким окровавленным полом. Макс подскочил и схватил лежащий на столе кольт. Я молчала.
- Я сейчас тебя убью. Ты это знаешь.
- Да.
- Почему ты не боишься?
Я рассмеялась :
- А что терять?
- Скажи мне зачем? Зачем ты все это сделала? Зачем ты нас суда притащила? Зачем?
- Интересно. - сказала я.
Обычно мое лицо реагирует на это слово как-то специфически. В глазах появляется здоровый блеск а эмоции становятся живее, но сейчас не чего не произошло.
- Что интересно? - взвыл Макс, вытянутая рука с пистолетом крепко сжатым в кисти подрагивала, на лбу выступила испарена. Я разглядело в его взгляде нечто новое, но точно не могла определить что - отчаяние? Безумие? Возможно, но точно там не было этого раньше.
- Интересно было чем это закончиться.
По его лицу покатились слезы.
- Что?? – произнес он переходя на вопль – Ну что в этом может быть интересного? – кричал он захлебываясь слезами.
- Самое интересное всегда происходит у тебя в голове. - Прошептала я.

Руки тряслись. Он мялся с наги на ногу сжимая пистолет направленный на меня. Я все еще лежала лицом в луже крови. Щека начала прилипать к полу и я начала подниматься. И в тот момент когда мое тело достигло вертикального положения я услышала громкий хлопок.


Сначала я была уверенна что – воплощение зла во мне. Монстр из монстров чудовище из чудовищ. Но теперь я была не уверенна. Как только пуля прошила мое тело мир перевернулся. Я перестала быть монстром. Шестеренки внутри меня с треском стали рассыпаться. Я прикоснулась к точке в которой разгорался огонь. Пуля засела где то внутри меня. Она горела и плавилась из нутрии. От этого кровь вытекающая из раны казалась холодной. Я услышала свое дыхание. Хриплое тихое. Так я никогда не дышала. Я чувствовала как начинаю тонуть в собственной крови. Все было кончено. Мои страхи были разрушены. Я никогда не была монстром.  Но мне было страшно. Я так боялась вреда и разрушений, что пресекала любые вмешательства в мой маленький мир, я предпочла пугать окружающих больше чем они могли напугать меня.
 Я рухнула на пол. Ощущение было такое, что не я на него упала а он стеной обрушился на меня. Гравитация исчезла. В моей памяти вдруг всплыл эпизод который я напрочь забыла. Мне три года или около того. Утро воскресения это было мое первое первое апреля которое я могла в полной мере осознать. Я сижу рядом с родителями на кровати. Солнце заливает комнату и отсвечивается от белоснежного постельного белья. Родители смеются. Я молчу и смотрю на них. Они смеются между собой и надомной чуть – чуть. Мать поворачивается ко мне и просит принести книгу чтоб почитать мне. Я радостно срываюсь с места, сползаю с высокой кровати, бегу в свою комнату, беру книжку с белым медведем на обложке и бегу назад. Я захожу в комнату и вижу как отец сидит на кровати один и смеется. Я спрашиваю у него где мама, а он смеется и говорит, что она испарилась. Мне вдруг становиться больно и горько от этих его слов. К горлу поднимается ком. Я чувствую что меня обманывают. И я не знаю что с этим делать. Я начинаю плакать, а отец все смеется. Я говорю, что не верю ему, и что люди так просто не исчезают, и что она просто где то спряталась. А он просто улыбается в ответ. Я начинаю звать маму. И тут слышу ее смех под белой простынью. И меня будто ударяет током – меня предали, мои обманщики были за одно. В этот момент я как-то даже не догадалась, а с горечью почувствовала, что на этом празднике смеха и розыгрышей я лишняя. Как впрочем и в их жизни. Я помню, что мне было очень больно в груди, в горле стоял ком щеки горели и по ним текли огромные слезы. Но я больше ничего не сказала. Я просто не смогла говорить, ком в горле вырос до таких размеров, что сложно было дышать не то чтоб сказать что-то и я просто вышла из комнаты.
Я зашла в свою комнату залезла на кровать и спряталась в одеяло причем не так то просто накрылась, а залезла в щель между одеялом и постельным бельем. Сидя там в тишине, окруженная белым светом я думала о белых медведях. Но не только о них. Я думала что я лишняя. Что меня надо вычеркнуть, удалить. Впервые ощутила страх быть обманутой, быть униженной и брошенной. Я свернулась калачиком и тихо прошептала "Лучше бы я умела так «исчезать». Тогда бы я не боялась. Я бы пугала"

Мое сердце закололо и боль разлилась новой волной, я пришла в себя и открыла глаза. Надо мной стаял Макс пытаясь зажать своей футболкой рану и быстро шептал сморщившись от боли :
- Прости, прости, прости меня пожалуйста, я не знал что это так... так больно…
Он шептал "прости" тихо и сипло хлюпая носом. По его лицу текли слезы. Целые реки протекали от глаз по щекам и носу, капали с подбородка.
- Прости, прости, прости. Не умирай пожалуйста. Я люблю тебя. Все будет хорошо. Пожалуйста, прошу тебя, скажи мне... нет, не уходи, останься, смотри на меня. Скажи мне где ключ? 

Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 19

Воплощение 

Когда-то пока мама еще была жива мне казалось, что я не ребенок, не живой человек а кукла. Красивая механическая кукла, которая что-то потеряла и никак не может найти. Меня разрывало ощущение слепых или глухих с рождения, будто мне чего-то не хватает какой-то шестеренки в голове. И вечером лежа в кровати я мечтала найти когда нибудь это что-то.
Один раз мне приснился сон про мои поиски. Мне снилось, что я иду уже старой по огромной пустыни за моими плечами лежали годы поисков и километры пройденных дорог. Я устала, мне хочется пить, но я иду. Одежда на мне стара и изорвана, а пустыне нет конца. Солнце палит и иссушает старую плоть еще больше, я почти что пепел, но я иду и знаю, что там куда я иду, есть та самая нужная мне деталь, чтоб ожить, опять родится.
В далеки возникает каменная башня. Она не большая и выглядит как свеча посреди просторов края которых не видны. Я подхожу к башне, а у дверей на маленьком коврике сидит ребенок лет пяти с большой черной собакой. Двери выломаны будто башню разграбили. Когда я подхожу он заговаривает со мной.
- Ты долго шла сюда.
Я молчу.
- Ты знаешь, что ты хочешь взять?
Я отрицательно качаю головой.
Мальчик гладит собаку и отворачивается.
- Ничего страшного. Нас ограбили. И каждый уже взял то что хотел.
Мое тело покидают силы я падаю на землю и заливаюсь слезами. То что я так долго ищу уже потерянно.
- Чего ты плачешь глупая? – вдруг обрывает меня мальчик. – Каждый из грабителей взял только то, что хотел себе. И теперь в доме нет ничего что нужно другим. Осталось только твое. Иди тебе вниз. Тебе осталось еще не долго идти.
Я захожу в башню и все из чего она состоит это винтовая лестница. Одна идет вверх другая вниз. Все стены выложены длинными книжными полками. Я начинаю спускаться. Вокруг меня только сумрак и книги. Я спускаюсь на какой то этаж и передо мной расскрывается огромный зал уставленный свечами и заваленный какими-то документами. Среди этого бардака суетиться молодой парень. Где-то я догадываюсь, что это мой отец, но на много моложе чем сейчас. Он останавливается возле меня с очередным свитком в руках и будто меряет меня укоризненным взглядом. И причмокнув от досады он покачал головой :
- Долго ты.
Я пожимаю плечами.
- А чего это ты вниз пошла? Тебе же на верх.- говорит он и отворачивается закапываясь обратно в горы документов.
Я в растерянности стою возле лестницы, а в груди появляется вселенская пустота. Будто черную дыру поместил тебе в легки, я начинаю задыхаться, но понимаю, что надо идти в верх. Я поднимаюсь в верх, но вход из башни уже исчез и я сразу иду на самую верхушку. Лестница все не кончается, и когда я поднимаюсь на последнюю ступень я вижу как мои руки стареют на глазах дышать становиться еще труднее, а осталось всего несколько шагов. На самой верхушки башни находиться комнатка. Но без стен а открытая для ветра. Там стоит стол за которым в кресле восседает старец. Я подхожу ближе и вижу, что он мирно дремлет пока ветер развивает его белую бороду. На столе стоит шкатулка и я всем нутром начинаю ощущать, что там лежит то, что я так долго искала. Я тихо подхожу к столу и пока старец спит я открываю шкатулку.
Шкатулка сделана из метала и вся украшена какими-то шестеренками. Внутри лежит человеческое сердце. Живое, кровоточащие, бьющееся. Меня охватывает ужас. Я понимаю, что я меньше всего хотела найти именно его. Я падаю на колени у стола и начинаю плакать, сердце истекает и заполняет шкатулку кровью которая проливается на стол и сочиться сквозь все щели.
- Чего ты плачешь?
Я поднимаю глаза и вижу, что старец проснулся и раскуривает трубку.
- Ты же это искала?
- Нет – пытаюсь закричать я но из горла вырывается только неразборчивое сипение. – нет..
старец выдохнул дым и улыбнулся.
- Хи.. зря ты так. Может попробуешь и оно подойдет?
Я вытираю слезы, встаю и ощупываю грудь в том месте где должно быть сердце. Ничего не стучит. Я раздвигаю лохмотья одежды и под ней чуть ниже ключиц выступает что-то, похожее на ручки от ящика. Я открываю его и вижу, что внутри у меня крутятся кучи шестеренок, тянуться какие-то цепи и проводки, а там где я открыла дверцу есть пустая ниша. Как раз размером с сердце.
Я взяла в руки кровоточащий орган. По моим рукам словно пошел ток. Кровь въедалась в них как в ткань и они начинали молодеть. Я осторожно поставила сердце в нишу. И закрыла дверцу.
В один момент мое тело прошибла боль всего мира. Я ощутила страдания каждого живого и мертвого на земле. Все слилось в моих глазах в единою живую сущность. Все обрело смысл и ничто его не потеряло. Все имело право жить и все умирало. Мое сердце стучало все громче оно ломало шестеренки и рвало цепи - в моих глазах была вечность. Все живое проплыло пред ними угасая и умирая. Старец смеялся громко, громко смеялся. Его смех отдавался звоном барабанов в моих ушах. Поднялся ветер и башню заносило песком. Все залило белым светом и ветром и я умерла.
Я больше никогда не просыпалась такой счастливой.

Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 18 

Чудовище

Оксана тащила меня за рукав из очередной бомжатской ночлежки в которой я очнулась в том состоянии, что с возрастом прозвала «три дня спустя...». Она не затыкаясь причитала:
- Господи, ну за что ты нам такое наказание выдал! – я остановилась вырвала руку и легла на асфальт. Из задач на сегодня Оксане предстояла только дотащить меня до машины а дома охрана запихает за шкирку в душ и все ок. Но до машины оставалось всего пару метров, а домой мне категорически не хотелось поэтому я избрала тактику пассивного сопротивления. Это больше всего выводило ее из себя. Особенно на улицах, публичные места, знаете о чем я. Одно дело если бы я брыкалась и совсем другое когда пятнадцати летняя девица ложиться посреди улицы на асфальт и заявляет, что никуда не пойдет.
Оксана нагнулась надо мной.
- Ну что мне с тобой делать. Ты же никого, вообще никого не слушаешь.
Я рассматривала плывущие надо мной облака спиной сливаясь с теплым летним асфальтом.
- Оксана, ты в бога веришь. - это скорее была констатация факта чем вопрос.
- Ну да – ответила она удивленно захлопав ресницами.
- И в то, что он вершит судьбы всех живых и мертвых.
Ее лицо с подозрением вытянулось, но она кивнула.
- Так значит он вершит и твою судьбу и мою и всех прочих тварей земных?
Оксана начала догадываться к чему я виду, но было уже поздно.
- Так вот достопочтенная верующая Оксана все претензии к богу. По поводу меня и моего поведения тоже. Ведь будь он столь великодушненький как ты веришь, я бы загнулась еще в колыбели. И проблема фенито.
Оксана сморщилась и села рядом на асфальт. Я тоже села рядом и обняла ее.
- Не расстраивайся Оксана, мы ведь только люди. Всего лишь часть великого божественного замысла. Великого вершителя судьб. Нам никогда не понять почему происходит именно то, что происходит. Но вот только не надо мне рассказывать, что я никого не слушаю все россказни про твоего бога я как видишь услышала.
Оксана даже не смотрела на меня.
Я встала подала ей руку.
- Пойдем. Скоро дождь будет. Как только машина выехала из дворов начался дождь. Облака никогда не врут.

Хруст. Это было первое, что я услышала. Я открыла глаза и поняла, что кто-то с силой натолкнул меня на стекло окна от чего стакан в моей руке треснул, а теперь резал пальцы и живот к которому прижималась рука. Я дернула вниз и выскользнула из хватки. Слух не вернулся. Дима что-то орал. Макс молча сидел за столом со стаканом в руке. Его лицо было серым и безразличным. А Дима кричал, он трясся грозил мне кулаками и бросился бы еще раз если бы я не выстрелила.

Выстрел раздался глухо и тихо. Я ко мне вернулся слух. Пуля прошла на вылет через голову. На прозрачном стекле окна теперь разлилась сетка трещин, как паутины, в центре которого было огромное красное пятно. Тело, то что только что имело имя потеряло равновесие, колени согнулись и Дима упал. Макс пришел в себя и подскочил к подстреленному. Мне вдруг стало смешно. Я вспомнила отрывок из какой то книги про то, что никогда не узнаешь сколько у человека мозгов пока не соскребешь их с ковра. Рука болела. Она все еще прижимала осколки стакана к голому животу. Я разжала руку и осколки высыпались на пол. Теперь они больше напоминали осыпавшиеся лепестки роз. Я вытерла кровь о бок и молча взяла другой стакан.

Макс сидел на коленях возле трупа закрыв лицо руками. Я оставила кольт на столе и подошла к нему. Я села сзади уткнувшись лицом между лопаток. Я молчала, а что сейчас скажешь.
- Ты чудовище - сказал он.
- Я знаю - сказала я.

Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 17

 Нет

Пока мы возились в ванной я забыла про то, что в квартире есть еще один раб. Когда мы зашли на кухню Дима сидел в той же позе у стены, он смотрел в пол и качал головой наглядно демонстрируя свое «нет» происходящему.

Меня несколько раз арестовывали за наличие наркотиков, но каждый раз все заканчивалось уточной отсидкой и общением отца с полицией. Самый странный арест был когда мне только только исполнилось семнадцать. Я с друзьями на природе от души наелась грибов, понятное дело что не простых, а галюциногенных. Я видела то чего нет на самом деле. Деревья превращались в маленьких зеленых лисиц, вокруг везде были радуги, а у людей было по два рта и четыре глаз. Когда нас, плохо соображающих, затолкали в бобик меня окатил ужас. Я пялилась по сторонам видя невероятные картины в стиле Ванн Гога и не могла понять, что из этого реальность, а что галлюцинация.
Когда нас привезли в участок с нами пытался побеседовать кто-то из дежурных как бы протокол составить. Он около часа собирал пылинки пальцами по столу в попытке выудить из меня хотя бы слово – угрожал умолял, торговался, а я только сидела скукожившись на стуле с ногами и безумно таращила глаза в его сторону. Когда он устал от пыли и своего голоса, шагавшего по комнате, он уселся на стул закрыв ладонями лицо. Он вздохнул и не глядя на меня сказал :
- Ты такая красивая. Не понимаю как с такими красивыми девушками такое происходит..
Эта фраза вырвала меня из мертвой петли оцепенения и ужаса и я решила поведать причину своего молчания.
- Я не знаю. Не знаю почему так происходит. Я сегодня видела такое, что не уверенна в том, что реальность всерьез существует…- он посмотрел на меня так будто я безногий калека только что вернувшийся из зоны военных действий. Столько ужаса и сочувствия было в этом взгляде, я тоже наконец-то могла сфокусировать взгляд и посмотрела в ответ. – Я не уверенна существуешь ли ты. И самое страшное я не знаю как у тебя об этом спросить, чтоб в твой ответ возможно было поверить.
После этого я опять уткнулась взглядом в стол, в протоколе он написал что я отказалась давать показания или писать объяснительную. К счастью, презумпцию невиновности еще не кто не отменял.

Дима трясся и качал головой.
- Что ты сделала. Ты чудовище. Ты психопатка конченая… - он взвыл и закрыл голову руками. Я молча достала бутылку водки и сделала несколько годков из горла.
- С  меня хватит! - с ревом сопел Дима. - Слышишь сука! С меня хватит.. - он орал это громко и пронзительно, упираясь головой в свои коленки.
Я налила водки в стакан и подошла к окну. Солнце было близко к горизонту но определить закат это или рассвет не представлялась возможности. В голове моей волнами лился белый шум. Водка обжигала горло и пульсировала, потом колола в сердце, огнем разбегалась по лицу и голове. У меня жутко болели глаза. Солнце слепило, я чувствовала как обжигающий напиток растекся по телу. Мой слух будто атрофировался. Я стояла с закрытыми глазами возле окна, а звуки происходящего в комнате доносились до меня с трудом, как через гладь воды. По телу бежала дрожь, я ощупала каждую клеточку. Холодный пол под ногами. Солнечные лучи на лице. Холодный стакан в одной руке и твердый кольт в другой. Одежду плотно прижатую к телу. Глаза ослепленные солнцем. Рот не знающий улыбок. Водку на потрескавшихся губах, ранки горели огнем.
Я представила, что прыгаю в окно, но не падаю а лечу дальше. И мне спокойно хорошо. Я лечу между облаками.

Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 16
Моя сладкая

В возрасте девятнадцати лет я добилась от своего тела невозможного - на меня ровным счетом не производил впечатления ни какой алкоголь и редкий наркотик вызывал эйфорию. Все алкогольные напитки слились в одну массу непонятно ржавого вкуса с легкой кислинкой. Я могла с легкостью претвориться пьяной или обдолбанной при этом не переживая на самом деле никаких спецэффектов. Пустота царившая во мне не могла быть заполнена ни тем ни другим.
 Я пила как и раньше и даже больше но теперь сознание не покидало тела и мне не становилось легко как всегда бывает после бутылки. Я начинала разыгрывать спектакли - претворяться пьяной будучи трезвой очень весело, особенно если твои дружки настолько пьяны, что не могут заметить этого притворства. С наркотиками было сложнее сбитая наркоманская компания всегда видит кого "не взяло" и предлагает еще дозу, а тут уже попахивает передозом. Я стала лучше играть когда действительно получила передоз. Мое сознание так и оставалось трезвым и непоколебимым. Но тело. Сердце билось так будто сейчас выпрыгнет, я не могла пошевелиться, руки и ноги потяжелели и вросли в землю. Комната кружилась вокруг меня. Мой приятель дернул меня за плечо и спросил в чем дело. По его словам я сильно побледнела, а мышцы лица бесформенно расслабленно обвисли на лице. Я прошипела "вызови машину. у меня передоз".
В больнице меня выхаживали около трех недель даже провели какой-то зомби тренинг, ну чтоб я больше не кололось. А мне больше и не надо, если не прет то зачем.

У меня когда то было что-то похожее на любовь. С той девчонкой с которой мы играли в бойцовский клуб. Мы договаривались о встрече. Иногда она приходила. Мы с ней говорили это было приятно. Как то раз я поделилась с ней идеей бессмысленности пребывания на нашей планете.
- Знаешь. Все не имеет смысла. Мы не на что не заслуживаем, тем более на жизнь. Да мы ходим дышим. Курим. В основном курим конечно. Люди ходят. Миллиарды на этой чекнутой планете тоже ходят и дышат.
- Да, да, а те что не ходят ползают… - поддакивала она.
- Не важно. И реально, не важно, что с нами случиться, как мы проживем. От этого ничего не измениться. Планета будет крутиться люди будут стареть. Будут рожать. Будут умирать. Планета будет крутиться. Вселенная будет стоять на месте. И тогда выходит что все что происходит абсолютно и без сомнения не важно. Не имеет никакого значения… - я сделала многозначительную паузу и выдохнула сигаретный дым.
- Все не важно…
Я повернулась к ней. На меня глядели два заполненных предельным восхищением глаза. Я думаю, что так люди смотрят на идолов или богов. Я впервые видела такой искренний взгляд от нее.
- Ты говоришь мои мыслями. Я знаю.
Мы встречались почти каждый день. А потом она начала пропадать, не приходить на назначенное время. Переносить встречи. Уходить от меня. Когда я спрашивала где она была она говорила что дома. И это была чистейшая правда. Она часами лежала в кровати закинувшись таблетками от стресса. Спала и никуда не выходила. В последний вечер перед ее самоубийством я говорила с ней. Это была пятница и я как обычно искала компанию надраться и обдалбаться. А она лежала в кровати, говорила со мной даже не снимая одеяла :
- Я так устала, Ра. Я хочу спать.
- Выбирайся, сладкая моя. Выбирайся..
- Я не могу встать, мне не хорошо.
- Так конечно! Когда ты последний раз жрала нормально? Иди всунь в себя какой нибудь бутер и погнали, секс, дракс енд рок-н-ролл!
- Нет, Ра. - она говорила тихо - Я не могу..- она заплакала..- мне так одиноко, Ра. Я не понимаю что происходит....
из телефона гремело всхлипывание и вой. Я остановилась посреди улицы, села на асфальт и закурила.
- Так отлично! Тебе одиноко, мне одиноко давай нажремся вместе.
- Нет, Ра. Я так устала... - она опять начала мямлить. Сквозь меня проходили волны гнева, мне хотелось закричать в телефон - "от чего ты блять устала? от своих транквелизаторов для слонов, сука ты, конченая!". Но я сдержалась и к в горле застрял ком злости и обиды.
- Мы всегда будем одиноки милая. Всегда. А знаешь почему – на другом конце провода послышалось хлюпанье.- Потому что ты одна и я одна и ты не хочешь быть со мной. Ты «устала» или «не выспалась» или что ты там еще?? Ты всегда будешь одна потому, что не хочешь быть с кем-то. Твоя жизнь пародия на желание жить. Ты одинока по сути своей. Вот она я сижу на асфальте с телефоном в руках и говорю тебе, мать твою : будь со мной! Ну давай, прямо сейчас, вот она - я здесь! А ты что? Ты не хочешь. Ты хочешь быть одинокой чтоб страдать по этому поводу, мучить себя и других. Чтоб было о чем поговорить с окружающими, а что одиночество и страдание прекрасные темы для разговора! Чтоб выйти на переполненную людьми площадь и заорать: Я так одинока! Мать его, жалейте меня!
Сквозь всхлипывание она прошипела :
- Нет, Ра, пожалуйста, я такая же как ты.. такая же.
- Нет милая. Ты не такая. Мне не нужна драма от моей боли. Мне не нужно сострадание близких или не очень, я пытаюсь не доставлять страданий ни кому кроме себя. А ты эгоистичная сука скорее сведешь весь мир в могилу чем ляжешь туда сама!. Черт с тобой дрянь!.

Я бросила трубку в 22.45.  В 3.15 в ту же ночь она вышла "подышать" с пятнадцатого этажа в окно.

Ρα*

*- лат. «Солнце» 

Глава 15
Ножи

Дима вошел в комнату. Его лицо было бледным, а подбородок дрожал. Он зашел и сел на корточки возле стены.
- Он повесился.
- Что? Как повес...- Макс рывком встал,  но не смог закончить фразу.
- Повесился. – Дима скукожился и накрыл голову руками.
Макс ринулся в кладовку. Я медленно направилась за ним.
Алекс полу висел на наручниках пристегнутых к турнику. Они были застегнуты не высоко и ноги тянулись по полу. Он практически сидел. Но уже не дышал. Я проверила пульс, его не было. Кожа на лице посинела.
- Все.
Макс стоял возле стены обнимая свои же плечи. Поза "я держу себя в руках"
- Все. Отвязывай его. - Макс не двигался, я достала кольт торчавший все это время за поясом. - Отвязывай его, сказала! - Макс начал снимать тело с импровизированной петли. – Отвязывай и тащи в ванную. И раздень.
Я вышла на кухню. Мои мысли опят стали стальными шестеренками в голове. Мешки. Перчатки. Ножи.
Я придумала, что делать с телом еще когда училась в школе. Было несколько людей которых я хотела убить уже тогда. И мой разум был занят тем как избавиться от тела если это вдруг произойдет.
Макс уже раздел тело и мял в руках вещи, не зная куда их деть. Я протянула ему мусорные пакеты и он засунул вещи туда.
- Возьми, Надень перчатки. И сними рубашку. – Макс делал все.
Я завязала волосы, сняла майку и натянула перчатки. У меня было два электро ножа. Я знала, что они могут перерезать кости. Один я дала Максу второй взяла сама. В его глазах читалась паника и не понимание. Я ухмыльнулась
- Тебе ножку или крылышко? – он скривился. - Тогда ножку. Отрезай стопы, потом колени. Потом объясню что дольше.
Я открыла воду. Горячую. Чтоб кровь в трубах не застряла. Мое белое джакузи сейчас покраснеет. Люблю сочетание красного и белого. Я включила нож и поднесла его к шее тела. Кровь брызнула на стену ванной, а звук вибрирующего в руках ножа стал гулким и тягучим. Макса передернуло. Его начало тошнить. Он упал на колени возле унитаза. Когда ему стало легче я уже отрезала голову. Он начал отрезать ноги. Кости ломались сложно и я принесла один из кухонных топориков. Ванна наполнилось грязно красной жижей. Наши руки копошились в неразличимой красной массе. Пока я не разрезала живот запах был терпим. Макса снова вырвало, но он вернулся к работе быстрее чем в первый раз. Я выгребала кишки и внутренности промывая и запихивая их в пакет – кишки, желудок, трахею, легкие, сердце и все, что было неразличимым в один пакет, почки печень в другой. Тело было выпотрошено. На дне ванной валялся порубленный мешок со скелетным каркасом. Я начала отделять мясо от кости и показала жестом Максу делать тоже самое. Мы возились по локоть в крови уже несколько часов, но время исчезло. Оно покинула нас, замерло. Мясо отдельно от кости - в еще один пакет. Кости сполоснуть. И в пакет. Кусков становилось все меньше. Я разбила ребра топором и выламывала их из кожи. Кисти рук и стопы отдельно.
Через несколько часов тело было расфасовано по пакетам и на дне ванной осталось только голова.

Мы сидели на полу в ванной и курили не снимая перчаток.
В голове был вакуум - полная всеобъемлющая пустота, как будто кто то включил белый шум на всю громкость в телевизоре. Запах становился не выносимым.
- Пора заканчивать – сказала я и потушила бычок о плитку.
Я вышла из ванной и принесла молоток. Голову необходимо уничтожить – выбить зубы сломать переносицу искрошить череп. Макс выглядел измотанным – в его глазах не была и не тени мыслей или эмоций. Он только, что умер.
Я протянула ему молоток.
– На развлекайся. - я улыбнулась.
Он поднял пустой взгляд и молча взял молоток. Феномен рабства состоит в том что рабами становиться добровольно. Он мой раб. Он продал мне душу. Отдал в аренду совесть. Вверил мне тело в мое полное распоряжение, теперь это принадлежит мне. Нет гарантии, что он вернется в мир таким же как зашел в мои апартаменты. Нет гарантий, что он вообще вернется. Может он думал, что пошутила. Что я никого не убью, что это игра. Впрочем это не важно но теперь его шанс выжить приблизились к нулю.

Ему не пришлось долго объяснять что делать. Он взял голову за волосы оперся на ванну и начал выбивать зубы. Я собирала пакеты продумывала какой вынести первый кому отдать где оставить благо мест для этого в нашем городе было достаточно, а над моей головй разлетались кусочки тела. В один из ударов макс промахнулся и ударил ванну. Я продолжала собирать пакеты.
 Макс замер, сел на колени, выронил молоток и зарыдал. Давно не видело как плачут мужчины. Зрелище жалкое и наивное. Его рыдания наполнялись болью. Я понимаю, что если сейчас хоть как-то пережму его он сломается. Свои ресурсы нельзя ломать. Их нужно беречь. А я, руки были в крови, поэтому я просто села сзади и положила ему голову на спину.
- Возьми себя в руки. – тихо и спокойно сказала я.
Фраза зависла в воздухе, как сигаретный дым, стало тихо. Макс замер, комнату наполнило только наше дыхание. Такое чувство будто внезапно ударил мороз. Мои слова убили драму. Я вспоминала сказку о снежной королеве. Собери слово получишь свободу. По моему я знаю королеву. Макс, пусть будет мой маленький Кай. Собрать слово невозможно когда его нет. А если бы это была сказка про меня, какое бы это было слово? Холод наполнял комнату. Меня знобило. Зубы я сложила в отдельный мешок. Кровавое месиво головы помешено отдельно. Макс вздохнул и сказал:
 – Надеюсь это все. Куда убрать….- он задумался глядя на мешки. Я поняла чего он запнулся. Он не знал как это можно назвать.
- Мешки пока что в морозилку. –  я встала, смыла кровь с перчаток, и те капли что осели на моем лице. Макс переместил мешки в холодильник. Когда мы отмыли ванну было уже утро следующего дня. Мы молчали. Курили. Терли кафель. Курили. Некогда не думала, что дым выедает глаза. Мне казалось что это миф. Сказка для тех кто еще не закурил. Сегодня глаза у меня болели. Слезились. Я знала что убивать это больно. Но быть убитым больнее, разве не так?